Загрузка ...
Архитектора вывели из-за туч
Каждый москвич умеет выговаривать это трудное слово — Нирнзее. Это фамилия архитектора начала ХХ века, построившего первые в городе дома выше восьми этажей. Самый известный из них — «тучерез» в Большом Гнездниковском переулке в Тверском районе («дом Нирнзее»). При этом до сих пор не были известны ни даты жизни зодчего, ни его облик. Краевед Владимир Бессонов (на фото) выяснил первое и приблизился к разгадке второго.
Владимир Бессонов больше сорока лет занимается поисками информации об архитекторе Нирнзее. Он опубликовал (в соавторстве с Рашитом Янгировым) три книги о доме № 10 в Большом Гнездниковском, в которых, разумеется, изложил все, что сумел найти про создателя «тучереза». А недавно Владимир Александрович при поддержке издательской программы городского правительства выпустил двухтомник «Московские углы». И в нем привел новую сенсационную находку.
Чужой среди своих
О биографии знаменитого зодчего сохранилось совсем мало сведений. Мария Нащокина, один из самых авторитетных историков архитектуры, предполагала, что Нирнзее родился «около 1860 года». Фамилия у него немецкого происхождения. Произносили ее при жизни зодчего, кстати, по-всякому — «Нирзее», «Нирензея», а правильное написание Бессонову
удалось установить только по строительным документам.
Доподлинно известно одно — в Москву Эрнест Ришард (в России он предпочтет подписываться «Эрнст-Рихард») приехал в 1898 году из Варшавы, вместе со старшим братом ЛюдвигомКарлом (здесь он станет просто «Карлом Карловичем»). Карл открыл слесарно-механическое предприятие, а Эрнст — строительную контору.
— Объем архитектурного наследия Нирнзее остается неизвестным, — предупреждает Владимир Бессонов. — По весьма приблизительным данным, им было спроектировано и построено более сорока зданий, в основном в 1910-х годах. При этом имени Нирнзее не найти ни в списках Московского архитектурного общества, ни среди членов Московского отделения Императорского Русского технического общества. На протяжении всей жизни в Москве он, очевидно, так и оставался чужаком среди собратьев по ремеслу.
Самая известная постройка Нирнзее — «тучерез» в Большом Гнездниковском — была возведена «под крышу» к лету 1913 года. Эрнст-Рихард стал и первым владельцем этого дома № 10. Но уже 11 августа 1915 года он продал его банкиру Дмитрию Рубинштейну. С началом Первой мировой войны в России распространились антигерманские настроения, архитектор немецких кровей стал чувствовать себя неуютно. Постройки Нирнзее после 1914 года неизвестны, возможно, он вообще перестал работать по профессии.
Встречается утверждение, будто во время Первой мировой Нирнзее выехал из России. Но Владимир Бессонов установил по адресным справочникам, что в 1917 году Эрнст-Рихард все еще владел собственным домом № 5 в Трехпрудном переулке (Пресненский район), а его гражданская жена Сусанна Романовна держала склад вин и коньяка на Кузнецком Мосту, 15. А вот после 1918 года следы архитектора действительно теряются. Согласно одной из версий, поняв, что привычная ему жизнь не вернется, он покончил с собой: поднялся на последний этаж «тучереза» в Большом Гнездниковском и бросился в пролет лестницы…
Спасибо полиции
Важная деталь: в 1905 году полиция необоснованно заподозрила архитектора в том, что он помогает революционерам. За ним установили слежку. И в личном Деле отделения Департамента полиции по наблюдению за Нирнзее обнаружился ценнейший документ — описание его внешности, составленное 19 октября 1909 года. Возраст архитектора сыщики определили как «27/30» лет, это заставляет подвергнуть сомнению 1860 год как дату его рождения: ЭрнстРихард явно был намного моложе. Рост — средний, цвет волос — «св[етлый] блондин», лицо — «полное», брови — «светлые», нос — обыкновенный, усы — средние, походка — «ровная», тип — «русский», в графе «особые приметы» — прочерк.
Ах да, еще Нирнзее носил бородку «буланже» — так называлась короткая конусообразная борода, введенная в моду в 1880-е годы французским политиком
Жоржем Буланже. Если бы не этот отчет, мы вообще не представляли бы себе, как выглядел знаменитый архитектор.
— Поиском фотографии Эрнста Нирнзее занимались десятки неравнодушных людей, — рассказывает Владимир Бессонов. — Но создавалось впечатление, что его снимков не существует в природе.
Владимир Александрович просмотрел документы Московских строительных курсов военного инженера М. К. Приорова, которые окончил Нирнзее в 1900 году, дело Департамента полиции за 1905–1911 годы, перелопатил подшивки всех (!) московских газет и журналов за 1900–1917 годы. Вычислял по адресным книгам имена соседей Нирнзее, его возможных дальних родственников и друзей, выяснял, где хранятся их семейные архивы — а вдруг в чьем-нибудь альбоме попадется фотография господина с конусообразной бородкой, с подписью «От дорогого друга Эрнста-Рихарда на вечную память»? Не попадалась… Проследил биографии довольно крупных художников, живших в домах Нирнзее, имевших резон нарисовать портрет архитектора... Безрезультатно. Неужели человеку, жившему в нашем городе всего сто лет назад, сделавшему такой вклад в архитектуру Москвы, суждено навеки остаться «темной лошадкой»?
Гонка за зодчим
Оставалась последняя зацепка. Братья Нирнзее увлекались самым дорогим и престижным в начале ХХ века видом спорта — автомобилизмом. Даже в адресных справочниках указывалось, что они — члены Московского автомобильного общества. Владимир Бессонов заказал подшивки журнала «Автомобилистъ», выходившего с 1908 по 1918 год.
Добрался до номера 18 за 1913 год, а там — отчет о пробеге Москва — Ярославль — Москва, который проходил в том году 14–15 сентября. Говорилось, что одним из лидеров гонки стал «Э. К. Нирнзее» на французской машине «Берлиэ».
И была напечатана фотография участников пробега. Увы, без указания, кто есть кто. А на снимке — десятка два мужчин (тех, кто на заднем плане, подсчитать трудно). И как минимум шестеро — с бородками «буланже»… Владимир Бессонов внимательно вгляделся в каждую фигуру.
Тщательно сравнил ее с описанием из полицейского досье на Нирнзее. А потом передал данные 1909 года знакомому сотруднику органов и попросил составить по ним фоторобот. И только после этого показал другу снимок из журнала. Оба независимо друг от друга пришли к выводу: Нирнзее — четвертый слева в первом ряду. Понять, светлые ли у него волосы, нельзя, зато заметно, что он единственный в компании толстячок. Если в 1909 году его лицо называли «полным», то за четыре года он должен был еще сильнее прибавить в весе.
Окрыленный удачей, Владимир Бессонов стал штудировать источники по истории автомобильного спорта. И в альбоме Льва Шугурова «Автомобильная Москва. Столетие 1902–2001» (М., 2004) нашел еще две фотографии участников автопробега 1913 года. И на одной на дальнем плане, за машиной «Берлиэ», можно различить лицо знакомого нам толстячка с бородкой «буланже». Может, это еще одно изображение Эрнста Нирнзее? Подарок от журналиста В начале января 2015 года Бессонову позвонил сотрудник одного из столичных телеканалов Владимир Раевский (однофамилец автора данной статьи), задумавший сделать документальный фильм о «тучерезе» в Большом Гнездниковском.
Он рассказал, что через Международный клуб генеалогии вышел на связь с дальним родственником Эрнста Нирнзее.
Тот сообщил ему некоторые подробности биографии архитектора. Оказывается, родился Эрнст-Рихард в Варшаве 3 ноября 1873 года. После 1917 года вернулся в Польшу, стал фермером, женился второй раз. И умер своей смертью в той же Варшаве 5 июня 1934 года, в 61 год.
Видимо, мифический сюжет с прыжком в пролет лестницы оказался навеян биографией писателя Всеволода Гаршина, который покончил с собой таким образом в Петербурге в 1888 году. Только в случае с Нирнзее история обретала дополнительный (и дешевый) драматизм: дескать, художник был погублен собственным творением… К сожалению, фотографий Эрнста-Рихарда у его родственника не нашлось. Зато Бессонов узнал, что в Варшаве живет внук Карла, брата зодчего. Так что поиски будут продолжаться…
ЛЮБОПЫТНО
Приехав в Москву, братья Нирнзее купили дом в Курбатовском переулке (ныне — улица Климашкина, 7/11, Пресненский район) и жили там вместе как минимум до 1912 года. Поэтому полицейские сыщики, наблюдавшие за Эрнстом Рихардом в 1909 году, дали ему кличку Курбатый.
КСТАТИ
Дом № 10 в Большом Гнездниковском называли «домом холостяков»: его квартиры, малогабаритные (28–47 метров) и не имеющие кухонь, хорошо подходили одиноким служащим, которые питаются в кафе. На каждом этаже дежурил половой, которому заказывали доставку блюд. В этом смысле Нирнзее предвосхитил конструктивистов 1920-х годов с их домами-коммунами. Впоследствии во всех квартирах были все же обнаружены маленькие кухни.
СПРАВКА
Дом № 10 в Большом Гнездниковском (9 этажей с надстройкой) достигает в высоту почти сорока метров. Долгое время он был самым высоким жилым зданием в Москве (именно жилым — Успенский собор Московского Кремля, построенный в начале XVI века, выше его на 15 метров). Владимир Маяковский в поэме «Пятый Интернационал» (1922) пророчески предполагал, что когда-нибудь положение изменится. Он считал, что к 1940–1950 годам город приобретет такой вид:
Помните,
дом Нирензее стоял,
Над лачугами крышицу взвеивая?
Так вот:
теперь
под гигантами грибочком
эта самая крыша
Нирензеевая.
Пальму первенства у Нирнзее перехватил Дом на набережной, введенный в строй в 1931 году: в нем 12 этажей, высота — около 50 метров. Сегодня самое высокое жилое здание в городе — башня «Восток» в Московском деловом центре, построенная в 2016 году (374 этажа, 95 метров).
