Артист не боялся забвения

Одно из последних интервью Лев Дуров дал нашему корреспонденту.

Три недели назад в нашем разговоре он признался, что потерял интерес к театру. Лев Константинович в последние годы много болел и мало играл в родном Театре на Малой Бронной. Театре, который был домом, семьей, жизнью Дурова. И ненужность которому он остро стал ощущать.

Лев Константинович не обольщался по поводу того, что его не забудут. Он был очень трезвым, реалистичным и мудрым человеком, понимающим, как устроены мир и театр, и не верящим в свое бессмертие: — Забвение неизбежно, и в этом ничего ужасного нет. Спросите на улице: «Кто такой Москвин, а кто Эфрос, а кто Тарасова?» В ответ получите молчание.

Кстати, комиков помнят дольше. Но я никогда не был комиком в чистом виде. Меня называли «трагическим клоуном». И я уверен, что через лет пять после моей смерти никто меня не вспомнит». Лев Дуров каждую мысль комментировал анекдотами. Но признавался, что в искусстве рассказывать их уступает Юрию Никулину. Во время одного из наших интервью Лев Константинович рассказал много свежих анекдотов, и в каждом были ненормативные словечки. Но он произносил их как шедевры, объясняя, что «из песни слов не выкинешь».

Только по телефону я никогда не могла узнать голос Льва Дурова, высокий, беззащитный. Казалось, что у телефона — ребенок или девушка. Он знал о том, что его не узнают, и поэтому брал трубку со словами: «Да я это, я — Дуров».

Шекспировская «Буря» стала последним спектаклем Льва Дурова. Он ушел со сцены как король Лир. Не совсем изгнанный, но лишенный главного — публики.