Когда рвались бомбы и били куранты

5 декабря 1941 года началось историческое контрнаступление советских войск под Москвой в Великой Отечественной войне против фашизма, когда германскому вермахту дали понять: сердце России врагу не взять. В Центральном академическом театре Российской армии в честь юбилейной памятной даты состоялся торжественный обед для ветеранов и детей войны, проживающих в ЦАО.

Парадно накрытые столы и немногочисленные группы ветеранов за ними в красиво убранном зале радуют глаз. В основном здесь собрались дети великой войны. Даже из тех, кто дожил до наших дней, немногие смогли прийти: здоровье уже подводит... Для тех же, кто до сих пор в строю, эта встреча — настоящий праздник. Слушая теплые слова благодарности, поздравления с годовщиной поворотного события в истории, ветераны делятся и собственными историями, рассказывают о самых ярких моментах, въевшихся в память, и о том, как встречали Новый год во время войны.

Слишком маленькая для большого балета

Когда началась война, Людмиле Петровне Столяровой едва исполнилось три года. Она сама удивляется тому, как в ее памяти до сих пор вспыхивают фрагменты из далекого детства.

— Наверное, потому, что было очень страшно, — объясняет она. — Мы тогда с мамой переехали в однокомнатную квартиру ее сестры, без ванной и туалета, в Старокирочный переулок. В нашей, в Большом Казенном, какая-то авария с отоплением случилась. Я помню, когда объявляли воздушную тревогу, опускались темно-синие шторы, везде гас свет, и мама убегала на крышу тушить «зажигалки».

Один раз маленькая Людочка, не выдержав рева падающих бомб, глубоко спряталась в платяной шкаф.

Мама с трудом ее нашла и долго успокаивала.

Каждый день мама Людочки, Анастасия Федоровна Балакина, отводила дочурку в детский сад и спешила на работу — она шила для военных летчиков обмундирование на фабрике.

— Помню, как-то раз пришел в садик взрослый сын нашей воспитательницы, который был артистом балета Большого театра. Ему нужно было набрать для массовки маленьких девочек. Мама меня не отдала: боялась со мной расстаться на долго. Я была такая худенькая, маленькая, — рассказывает Людмила Петровна.

А еще она запомнила Новый год — тот самый, первый в мире, охваченном войной. И елка была, и песни, и танцы, и подарки. — Деду Морозу не нашли одежду. Но вокруг елки мои друзья танцевали в каких-то карнавальных костюмах. И я должна была нарядиться зайчиком. Но воспитатели мой костюм от[1]дали другому ребенку. Я была застенчивой, — вздыхает Столярова.

Но сколько радостей случилось от подарка — пакетика с десятком конфет-подушечек! Малышка о таком и не мечтала: в то время и хлеба то не хватало. А зимой 1943 года отец Людочки на несколько дней получил отпуск с фронта и привез подарки.

— Он нашел меня на прогулке с другими воспитанниками садика, — говорит Людмила Петровна, словно мысленно вернувшись в тот далекий день. — Как же вкусно пахла черная буханка, которую он держал в руках! Все дети отщипнули по чуть-чуть. Я плакала, потому что мне очень мало досталось.

Дважды избежала расстрела

Мария Алексеевна Чигарева перед войной уехала с мамой в деревню Оськино под Воронеж — к бабушке и дедушке. Папа еще с финской войны попал на фронт.

— А похоронка на него пришла в самом начале Великой Отечественной. Мама в обморок упала, как получила, — говорит Мария Алексеевна, и ее глаза краснеют от набежавших слез.

Но жизнь продолжалась — голодная, конечно, но как-то перебивались: огородом, коров ой. Новый 1942 год оказался почти праздничным. Кто-то из местных мужиков умудрился привезти издалека букет елочных ветвей. У большинства же деревенских в домах стояли просто облетевшие ветки кустов, украшенные

самодельными игрушками: из тряпочек, из бумажек. И у Машеньки «елочка» была такой же. Ее малолетним сестрам и братьям, оставшимся с бабушкой и мамой, первыми, самыми дорогими военными новогодними подарками стали кусочки колотого сахара и баранки.

— Воронежские баранки очень вкусные. До сих пор помню, — говорит Мария Алексеевна. Вспоминает она и о событиях лета 1942 года, когда в их деревню пришли немцы.

— Хорошая солнечная погода стояла, и вдруг со всех сторон загрохотало, заревело... Мы увидели мотоциклы и танки. Они все ехали, ехали, — вздыхает ветеран.

Через два дня всех из Оськина погнали в концлагерь. Машу Чигареву, чернявую воронежскую девчушку, фашисты принимали за еврейку. Дважды пытались расстрелять, но свои деревенские отстояли. В 1943 году их лагерь освободили советские войска.

— Но главное, после войны папа вернулся живой! Ошибка вышла с похоронкой, — улыбается сквозь слезы Чигарева.

Отец верил, что победа близка

Свет Саввич Турунов, советский военачальник, помощник министра обороны СССР, участник Великой Отечественной войны, лауреат Ленинской премии, адмирал, скоро отметит свое 97-летие. Летом 1941 года, окончив 8-й класс школы, он на каникулы из родного Ленинграда уехал к бабушке в городок Рыбинск, что в Ярославской области. В начале войны его отец еще надеялся на скорое ее завершение...

— Он работал на Адмиралтейском заводе, тогдашнем Марти, и был уверен, что через два месяца немцев победим, — рассказывает Свет Саввич. — Не получилось... В конце августа в Ленинград было уже не вернуться. Родным, как вспоминает ветеран, помогли посылки от папы, когда началась эвакуация из

Ленинграда. Вещи удалось выменять на продукты.

А первый военный Новый год Свет Саввич Турунов отметил в рыбинской школе. Был там и музыкальный вечер со стихами, и даже новогодний карнавал.

— Из старого домашнего халата мне сотворили костюм какогото паши Османской империи, — смеется, вспоминая незатейливый наряд, Свет Саввич. — Мы так веселились... Ведь знали, что наши начали контрнаступление под Москвой.

А к новогоднему столу у рыбинских школьников была подана вареная картошка с подсолнечным маслом

Жгли обои, спасаясь от холода

В те годы улица в Ленинграде, где жила Алевтина Михайловна Мезенцева, называлась набережной Красного Флота. Дом ее находился недалеко от известного ленинградского Дворца бракосочетания.

— Хорошо, что жили на первом этаже: добраться до проруби на Неве было проще, — рассказывает Алевтина Михайловна. — Даже в свои три с половиной года я навсегда запомнила первые блокадные впечатления: тела возле проруби...

Ее старший брат Игорь Осипов погиб в начале войны под Лугой. Ему было всего 19 лет. Но, как запомнилось Алевтине Михайловне, мама боль свою старалась не показывать маленькой дочке. В канун Нового, 1942 года им ни о чем не думалось, кроме как о спасении от холода. Под ворохом каких-то тряпок и одежды в темных комнатах красивых исторических зданий лежали люди, пытаясь выжить.

— Где-то были камины, но мы ими не пользовались. Печки-буржуечки, как-то странно установленные, спасали, — признается Мезенцева. — Мама под самый праздник, помню, бросала ошметки обоев, содранных со стен, в топку, чтобы хоть немного прогреть комнату.

Первый же настоящий свой Новый год Алевтина Михайловна встретила в 1944-м. На пахучей лесной елке висели вместо игрушек скрученные фантики в виде конфет, а на столе красовались бутерброды — ароматный белый хлеб, намазанный сливочным маслом.

***

Праздничный обед для ветеранов — жителей ЦАО — заканчивается концертом на сцене Театра Российской армии. Как гимн звучит песня «Священная война», слова которой едва слышно и не сдерживая эмоций повторяют ветераны и дети войны. Ведь это не просто слова. За ними — тысячи и тысячи событий и судеб, сложившихся в общую историю — историю Победы.