Кортик, чертик и книжный затылок

Мосгорнаследие утвердило предмет охраны бывшей усадьбы графов Бутурлиных в Госпитальном переулке, 4а (Басманный район).

В гостях у владельца этого имения, графа Дмитрия Петровича Бутурлина (1763–1829), маленький Пушкин впервые попробовал себя в качестве литературного критика.

Сад до самой реки

Усадьбой в Немецкой слободе, построенной в середине XVIII века и сменившей до него нескольких хозяев, граф Бутурлин владел с 1789 года.

— Некогда территория была куда более обширной, нежели сейчас, — рассказывает москвовед Александр Васькин. — На плане 1759 года главный дом — одноэтажный, с мезонином, который в 1805 году был надстроен вторым деревянным этажом. Владение Бутурлиных славилось садом, доходившим до Яузы, а также оранжереями и теплицами.

«Увидите, что из него будет»

Гости у Дмитрия Бутурлина не переводились. В 1809–1810 годах к нему частенько заезжала дальняя родственница, Надежда Осиповна Пушкина. И брала с собой сына.

В курчавом смуглом Саше никто не мог бы угадать будущего повесу и любителя эпатажа. Он сидел в уголочке, в разговоры взрослых не вмешивался. Но стоило кому-нибудь начать декламировать свои стихи, как Пушкин подходил поближе. Поэт Михаил Макаров (1789–1847) вспоминал, что, заслышав что-нибудь «превыспренне-пиетическое», Саша «не воздерживался от улыбки».

Однажды какой-то морской офицер процитировал свои стихи, где были такие строчки: «И этот кортик, / И этот чертик». Саша захохотал. Мать сверкнула глазами — это был знак выйти из комнаты.

— Чудное дитя! — сказал Макарову француз Реми Жилле, учитель детей Бутурлина. — Как он рано все начал понимать! Дай бог, чтобы этот ребенок жил и жил; вы увидите, что из него будет.

В другой раз маленький Пушкин играл в саду в компании других детей. Среди гостей нашелся некий господин NN, знакомый с его творчеством. Он прочитал вслух Сашино четверостишие, но очень пафосным тоном — «по образцу высокой речи».
Мальчик смутился и убежал в дом. Макаров нашел его в библиотеке, где Пушкин делал вид, что читает надписи на корешках книг — «затылках», как их тогда называли. Макаров попытался заговорить с ним о книгах, чтобы отвлечь.

— Поверите ли, этот г. NN так меня озадачил, что я не понимаю даже и книжных затылков, — выдавил Саша.

Осколки былой эпохи

Усадьба сильно пострадала во время войны 1812 года. Михаил Бутурлин, сын хозяина, писал: «Помню, как матушка,

роясь в груде развалин и перегоревшего мусора, подбирала обломки любимых севрских чашек <...> В числе вещей, остававшихся в нашем доме весною 1812 года, было несколько пудов столового серебра, и если бы оно сгорело, то слитки попадались бы в пепле; но ни соринки серебра не нашлось. Это и есть одно из доказательств, что пожар сопровождался грабежом».

В 1831 году, через два года после смерти Дмитрия Петровича, наследники продали участок. С тех пор вплоть до революции им владели разные купеческие семьи. Флигели во дворе превратили в жилые дома и, скорее всего, сдавали их в аренду. В 1887 году, в ходе последней, самой масштабной перестройки дома, его дополнили третьим этажом и элементами стиля ампир — видимо, из уважения к событиям, происходившим в нем в начале XIX века (ампир вышел из моды уже к концу 1830-х годов). В советское время флигели превратили в корпуса ткацкой фабрики. Сейчас весь ансамбль отдан под различные офисы.

— Было бы хорошо, если бы здание реставрировали, вернув его к проекту 1887 года, — считает Александр Васькин. — В архивах сохранились соответствующие планы. И пусть Пушкин не бывал в этих стенах, они все равно будут напоминать о нем и о его эпохе.