Нас тянет к старым вещам потому, что они хранят память о прошлом

Одна потеря не дает мне покоя много лет.

Произошла она по глупости, оттого еще обиднее. У нас дома в прихожей стоял огромный сундук: черный, в золотом оплете, с накладными петлями и огромным ключом, при повороте которого сундук пел на разные голоса. Маленькой я сочиняла про него сказки, устраивала на нем «царство кукол», потом превратила в предмет интерьера. Он, конечно, не вписывался ни в какие концепции, из любого стиля выпадал, а потом, когда родилась дочка, вопрос встал просто: сундук или коляска. Выбор, естественно, был сделан в пользу последней, а сундук мы с великим трудом отволокли в антикварный магазин, который открылся в соседнем доме.

Поняв через неделю, что без сундука дом стал каким-то не таким, мы побежали за ним обратно, но салон, как нередко случалось в 1990-е, уже закрылся и бесследно исчез, выполнив свою почти революционную задачу по отъему ценностей у наивных дураков.

С тех пор прошло уже как минимум 25 лет, но я помню и пение сундучного замка, и холод металлической поверхности под золотой сеткой оплетки. Как мы могли его отдать? По великой глупости если только, не иначе, не могу себе простить...

Ну а еще... От полного непонимания истинной ценности некоторых вещей, конечно, свойственного молодости. Сейчас, вовсе не превратившись в скопидома, я легко расстаюсь с вещами, не имеющими истории. Хлам заедает больше любого быта, вечно копить «культурные слои» просто немыслимо — они превращаются в некультурные наслоения. Но избавляться от старых вещей, тех, которые имеют свой бэкграунд, я с годами разучилась абсолютно.

Наверное, кто-то скажет, что это глупо — хранить то, что вряд ли имеет какое-либо практическое значение. И, например, бабушкина шкатулка для украшений, которую мне и заполнить-то нечем, никогда не покинет мой дом. Глядя на нее, я вспоминаю бабушку, представляю, как она открывала ее, брала в руки, как складывала туда свои нефритовые колечки, наивно полагая, что они излечат ее от болезней почек... И старый портсигар будет жить, храня легкий аромат табака, хотя его золотистое нутро вряд ли когда-то заполнится тугими самокрутками.

Не знаю, как не скатиться при таком подходе в «плюшкинизм»... Но думаю, этого не произойдет. Любителей блошиных рынков влечет туда подсознательная потребность в новых эмоциях и новых историях, которые может дать только нечто абсолютно настоящее.