Простите, Гавриил Романович…
Сегодня услышала разговор – мол, скоро в школу. Завязался спор, типичный для мам. Правых в нем нет, наверное: вопрос – о том, надо ли заниматься летом. Мнения разделились на этот раз жестко.
Умник Славик «пахал» все лето, весь день. Его жестко контролировали и лишали обеда. Ныне, бледный и рыхлый, он «под школу» отпускается дважды на прогулку до магазина и обратно. Это поощрение. Славик умный, толстый и несчастный изгой. Увы, он не любит никого, а школу просто ненавидит.
Дениска не делал ничего, отрываясь на футболе, рыбалке, походах в лес и шашлыках. В голове ноль, в попе дым, на лице улыбка от уха до уха, в огороде - бабушка в слезах.
Машенька все сделала еще в июне, а с июля сама села за повторение пройденного и изучение начала будущего. Она тоже мало кого любит, других детей презирает, а больше всего ценит в этой жизни пятерки.
Да кто его знает, как правильно. Я помню, что летом всегда запойно читала – что нужно, что не нужно, все подряд. Так же вела себя моя старшая, да и младший читает, только все больше то, что вне программы.
Под влиянием разговора и подслушанных споров решила стать примерной матерью и заглянула в список положенного сыну на лето – ну надо же посмотреть, что осталось. И охнула еще раз. Как в начале лета, когда подбирала литературу.
Наверное, по большому счету, я все понимаю. Но все – да не все. Младшему – 12. Программа предполагает, что это отличный возраст для изучения Державина, Батюшкова, Вяземского и Никитина. И Дениса Давыдова. И это – летом! Но они совсем другие, нынешние дети. И если даже нам читать Державина было непросто, прямо скажем, то им-то – каково?
Ничего, оказалось, мой бедолага все прочел. Перелистала Державина, вспоминая студенческие годы. Уронила слезу – вы много сделали, уважаемый Гавриил Романович, очень много сделали для языка этой страны, но ныне – вы непонятны молодым, ну совсем непонятны. Не сердитесь, вы, как и Антиох Кантемир и Тредиаковский, навсегда останетесь в памяти благодарных лингвистов и филологов, но мне кажется, что рамки школьной программы вы должны покинуть. Вы опередили свое время, но ныне читать это – ад и мука.
Вспомнилась также мука зимняя. Иван Никитин, хрустальный слог которого услаждает слух старшего поколения, стал «камнем преткновения» для моего младшего.
«Вот и месяц взошел и глядится в реке» - повторял он, не понимая. И истязал меня вопросами: почему - глядится в реке? Почему не глядит в реку? Вроде ведь это как-то не по-русски? Позже, в том же стихотворении, перемкнуло окончательно: «Сонмы светлых духов гимны неба поют Богу дивных миров». Написанное в 1851 году стихотворение сломало мозг пятиклашки. Он почти возненавидел тогда стихи… Да и я, честно говоря.
И вот до школы – меньше месяца. Не могу понять, откуда берется во мне это раздражение, а то и злость. Но я так хочу, чтобы школа была любима детьми! И это вовсе не значит, что их нужно гладить только шерстке, нет! Но я точно знаю, что если бы меня сейчас кто-то заставил читать Кантемира с Тредиаковским или любезного Гавриила Романовича, я бы в знак протеста кинулась играть в какую-нибудь компьютерную игру.