Рокоссовский назвал ее хулиганкой

Жительница Арбата Нина Молева во время Великой Отечественной войны служила разведчицей

Нина Михайловна Молева — участница битвы под Москвой, старший лейтенант армейской разведки, заместитель начальника театрально-зрелищной бригады в составе 2-го Белорусского фронта. Вместе с армией прошла путь от Москвы до Кенигсберга.

Мы встретились в ее квартире на Никитском бульваре. Хотя правильнее сказать — в музее. Стены двух комнат сверху донизу покрыты полотнами кисти Рембрандта, Тициана, Леонардо. Это коллекция семьи ее мужа, российского художника Элия Белютина, который умер несколько лет назад.

— Коллекцию я завещала государству. Надеюсь, люди смогут увидеть эти картины в одном из музеев Москвы. Здесь есть уникальные произведения, — голос за спиной прерывает мои размышления. — Разрешите представиться, старший лейтенант армейской разведки Нина Молева.

Передо мной — невысокая хрупкая пожилая дама, в глазах которой я вижу озорную улыбку.

— Ну, начнем? — предлагает Нина Михайловна. — Воспоминания будут нелегкими…

В 1941 году я была председателем актива школьников Москвы. Училась в 8-м классе, когда началась война. Помню, что 22 июня через два часа после объявления войны меня попросили выступить на Центральной радиостанции Коминтерна перед школьниками Москвы и СССР. Женщина, которая меня сопровождала, сказала: «Просто говори о своих впечатлениях. Ты не знаешь, что такое война, но и мы тоже этого не знаем».

Нина Михайловна иногда переслушивает ту запись: «Ребята, у нас было очень яркое, веселое детство. Счастливая, беззаботная жизнь. Все это немцы хотят отнять. Да, нас будут защищать старшие, но мы должны им помочь. Без нас им не справиться…»

— После того выступления я отправилась в Большой Котловский переулок, где располагался госпиталь. У меня был значок «Готов к санитарной обороне», но записывать в санитарки меня не хотели — не исполнилось 16 лет. Но я не растерялась: «Ведь вы только что слушали меня по радио!»

Так Нина Михайловна стала операционной сестрой.

Во время битвы за Москву раненых привозили сотнями. Нина сутками пропадала в госпитале. В декабре ей исполнилось 16 лет, и в ЦК ВЛКСМ ей предложили стать заместителем начальника театрально-зрелищной бригады.

— Меня выбрали не просто так. Я занималась в Щукинском училище, вела правительственные концерты в Кремле, в Большом театре, — вспоминает Нина Михайловна.

До 1943 года Молева со своей бригадой давала представления недалеко от Москвы. А в 43-м артистов включили в состав 2-го Белорусского фронта, с которым они добрались до Кенигсберга.

— Когда мы подошли к областям, где жили поляки, я предложила замполиту штаба выступать перед ними и на польском, — вспоминает Нина Михайловна. — Дело в том, что я успела поступить в МГУ на филфак, заочно. Читала книги и учила языки в дороге, когда наша бригада ездила с концертами.

А однажды Нину вызвали к Константину Рокоссовскому, командующему 2-го Белорусского фронта. Он проверил ее знания польского, узнал, что девушка еще блестяще разговаривает по-немецки, и судьба Нины была решена. Она стала разведчицей.

Благодаря ее разведданным удалось спасти от уничтожения два польских городка. За это Молевой вручили высшую военную награду Польши — золотой Офицерский крест.

В 1945-м война закончилась. После парада на Красной площади представителей всех фронтов собрали в Георгиевском зале. Среди них, по предложению Рокоссовского, была и Нина.

— Сталин подходил ко всем, пожимал руки. Очередь дошла и до меня. Отвечая на его вопрос, я обратилась к нему по имени-отчеству. А в военное время это было недопустимо, — рассказывает Нина Михайловна. — Но Сталин никак не отреагировал, а вот Рокоссовский принялся меня отчитывать. Но я ответила, что война для меня закончена. Сама себя мобилизовала, сама себя и демобилизую! «Ну и хулиганка же ты!» — воскликнул тогда Рокоссовский.