Столетние новости: интервью с Распутиным

В номере «Петроградской газеты» от 29 февраля 1912 года опубликовали интервью с Григорием Распутиным, приближенным царской семьи.

«Мы имели случай беседовать вчера с Григорием Распутиным, о котором сейчас так много говорят.

— Правда-ли, — спросили мы нашего собеседника, — что, как сообщают, увольнение на покой епископа Гермогена произошло под вашим влиянием?
— Епископ Гермоген не захотел добровольно подчиниться распоряжению синода, вот и все…
Только от того, значит, все произошло.
Причем же тут я?
Человек я маленький, совсем маленький, и в мои намерения не входит нарочито влиять на кого-нибудь, иль на что-нибудь там.
Зачем нам воевать и бунтовать.
Не под стать это нам, не по положению, да и не по натуре.
Наши намерения должны быть, да и есть оне – стараться всячески услужить ближним, — кто бы они ни были… Услужать, значит, и умирять, если можно, а не расстраивать, не взбаламучивать житейское море, и без того бурное и шумливое.
Много, много вражды и ненавистничества кругом, а надо быть ласковыми, добрыми.
Говорят о моих отношениях к Илиодору, об его тоже ко мне отношениях. Все это тоже — ложь, напрямки скажу – ложь, то есть обо мне, на мой счет значить, ложь то.
Я и посейчас дружен с Илиодором, и ласков с ним, да… И по сейчас…
— Скажите, Григорий Ефимович, много вам пришлось хлопотать за о. Илиодора во время его «царицынского сиденья»?
Да, — с тяжелым вздохом отвечал Григорий Ефимович, — я помогал Илиодору, я молился за него.
Секунды две прошли в молчании…
Видно было, что Григорий Ефимович сам хочет что-то сказать.
— Вот, к примеру, сказать, — начал Григорий Ефимович, — в чем только меня не обвиняют.
Обвиняют вот в хлыстовщине. А какой же я хлысть?!
Я человек православный, посещаю храмы Божии, соблюдаю все обычаи и установления церковные, не чуждаюсь пастырей, и оказываю им должное почтение.
И церковь, и обряды, все это я признаю.
— Правда ли, Григорий Ефимович, что вы хотите быть священником?
— Правда, только то, что мне епископ Гермоген предлагал посвящение в священнический сан. А я на это отвечал только одно: азбуки еще не осилил. Да… Куда мне!.. Какой я священник…
Священник без азбуки. Какой же это священник.
Истинный священнический искус большой и долгий.
Да и к чему мне сан?
Кому, какой отпустил Господь Премудрый дар, положение, иль звание, тем и будь доволен и кому, какой дар от Бога отпущен, то тем даром и пользуйся.
Ни больше, ни меньше того, значит.
А главное, самое главное, дорогой, не озлобляйся.
Пишут много, говорят еще больше, да.
А не хочу и не стану обращать внимания. Бог с ними!
Да, сознаюсь, как человек, как всякий смертный человек, не святой же я в самом деле, я грешен, конечно, грешен, но чтобы что-нибудь такое? Разве можно? Бога в душе я ношу, Бога храню и исповедаю Имя Его святое… Это — да…
А утеснениями и клеветами мне только уготовляют чертог Божьей высоты… Я готов на все… Да… Конечно… Все претерплю… Ради Господа… Ради правды… Что-ж! Возьму крест свой, и по мне гряди, сказал Господь Христос.
И возьму, и пойду!..
И все мы должны, дорогой, идти за Ним.
Да… Так-то, брат…»