Юрий Поляков: Моя первая квартира стала цветочным магазином

12 ноября писателю Юрию Полякову исполнилось 65 лет. Первые 15 из них он прожил на территории нынешнего Центрального округа.

— Во многих произведениях Полякова действие происходит в вымышленном «Краснопролетарском районе Москвы». Назван он в честь реально существующей Краснопролетарской улицы (север Тверского района), а расположен, как признается Юрий Михайлович, на территории нынешнего Басманного района — в местах, где прошли его детство и юность.

— Юрий Михайлович, вы сегодня часто бываете в центре?

— Постоянно. Маршруты: Большая Никитская, Кузнецкий Мост, Гнездниковский, Тверской бульвар, Старая площадь, Сретенка, Солянка, Чистые пруды… А в места детства заезжаете? Если случается возможность, я бываю на Бакунинской улице, в Переведеновском переулке (там стояла моя 348-я школа), на Спартаковской площади, где был Первомайский дом пионеров, возле Елоховской церкви, там до сих пор расположена библиотека имени Пушкина, куда я ходил в мальчиком. Как-то увидел, что в доме на Маросейке, где я обитал в первые годы жизни, открылся цветочный магазин. Зашел. Юная продавщица спрашивает: «Вы что-то ищете?» «Нет, — отвечаю. — Места знакомые. Я здесь жил». «А вы ничего не путаете? — спрашивает девушка. — До нас тут ателье располагалось». Я говорю: «Не путаю. Тут располагалась наша коммунальная квартира.

Наша комнатка без окон вон в той части была». «Когда же вы здесь жили?» — удивилась она. «С 1954-го по 1957-й!» Через пять минут весь коллектив магазина высыпал поглазеть на забредшего к ним советского мамонта.

— Как вам перемены в старой Москве?

— Радует, что почти все исторические здания отреставрированы. Даже взялись за жилой дом XVIII века по проекту Казакова на углу Большого и Малого Златоустинских переулков, когдато называвшихся Комсомольскими. Там жили мои родственники, и я в детстве у них часто бывал. А то ведь на доме уже и березы стали расти. Сильно изменились дворы, в них стало приятно заходить, а уж о таких детских площадках мы полвека назад даже не мечтали. Расширение тротуаров тоже дело неплохое, но хочу напомнить, что пешеходов в Москве больше, чем велосипедистов, а иногда складывается обратное впечатление.

— Вам случается обнаружить в исхоженных вдоль и поперек уголках старой Москвы что-то неизвестное?

— Иногда натыкаешься на удивительный дом, который раньше не замечал до реставрации. А недавно иду мимо здания консерватории и вижу напротив ворота во двор, захожу и столбенею. Перед входом в какое-то солидное финансовое учреждение цветет двухметровый рододендрон с бутонами величиной с кокос. «А как же зимой?» — спрашиваю охранника, вышедшего покурить. «Минус тридцать пережил!» — с гордостью отвечает тот. Если прохожу мимо мемориальной квартиры и есть время, обязательно захожу. Недавно иду по Тверскому бульвару в Минкультуры. Звонят из приемной: заседание откладывается. Вижу мемориальный музей Коненкова, мимо которого хожу лет сорок. Заглядываю. Фантастика. То, что он был гениальным скульптором, это я, конечно, знал. А то, что был еще и нашим чуть ли не резидентом в США и работал по атомному проекту, об этом даже не догадывался. Не проходите мимо мемориальных музеев! Чего, по-вашему, не хватает центру Москвы? Надо создать серьезную общественную комиссию и привести столичную топонимику, отражающую нашу историю, в соответствие с реальным весом той или иной фигуры. Я рос в Балакиревском переулке в полной уверенности, что он назван в честь замечательного русского композитора (Милия Алексеевича Балакирева (1837–1910), главы «Могучей кучки». — «МЦ»).

Оказалось, нет, в память о большевике, работнике пуговичной фабрики (Николае Балакиреве (1873–1920). — «МЦ»). А память основоположника русской музыки в Москве была увековечена только в 2017 году, когда в Выхине-Жулебине появилась площадь композитора Балакирева. А проспекта Ивана Калиты, сделавшего Москву центром Русской земли, нет до сих пор.

— Чьи имена вы бы убрали с карты?

Убирать никого не надо, но добавить необходимо очень многое. С памятниками вообще беда. Почему есть памятники Плисецкой, Ростроповичу, Солженицыну, Высоцкому, Бродскому, а Улановой, Свиридову, Леониду Леонову, Рубцову и Фатьянову нет? То же и с мемориальными досками. До сих пор на знаменитом доме в Лаврушинском переулке, где жили Булгаков, Кассиль, Ильф и Петров, Погодин, Катаев, Казакевич, Федин, Паустовский, Эренбург, Соколов, Пастернак и другие светочи советской литературы, висит лишь мемориальная доска в честь забытого ныне литературоведа, исследователя Горького Ю. Юзовского?

— Вам удалось как-то повлиять на облик центра Москвы, пока вы были главным редактором «Литературной газеты»?

Мы были из тех, кто настоял на возвращении памятника Горькому на площадь Белорусского вокзала. По нашей инициативе на доме № 8 по Тверской улице повешена мемориальная доска в честь многолетнего редактора газеты Александра Чаковского. Помогли нескольким музеям, помещения которых приглянулись влиятельным структурам.

— Вас узнают на улицах? О чем спрашивают?

Чаще всего интересуются, когда выйдет новая книга. Иногда просят передать Владимиру Соловьеву, чтобы он реже перебивал экспертов в студии.

Балакиревский пер., 1, общежитие Московского маргаринового завода. Там Юра Поляков жил с семьей в 1957–1969 годах (его мать была технологом завода)

«В классе пятом у нас, дворовых пацанов, повернулись мозги на рыцарях <...>. Латы мы вырезали из жестяных банок, в которых на соседний завод «Пищеконцентрат» привозили китайский яичный порошок, <...> мечи — из алюминиевых обрезков, валявшихся около товарной станции, располагавшейся недалеко от нашего двора». («Парижская любовь Кости Гуманкова», 1991)

Маросейка, 4/2. В 1954–1957 годах семья Юры Полякова жила там в коммуналке.

«Башмаков <...> представил себе памятник героям Плевны, черную часовню на бульваре возле Маросейки. Бабушка Елизавета Павловна водила его туда гулять, и маленький Олег Трудович всегда норовил заглянуть в замочную скважину большой железной двери. Мальчишки уверяли, будто там навалены кости гренадеров...» («Замыслил я побег...», 1999)

Ул. Радио, 10. Там в 1972–1976 годах Поляков учился в Московском областном педагогическом институте (ныне Московский государственный областной университет)

«Тут-то и выяснилось, что живут они почти рядом: Свирельников — на Спартаковской площади, она — на Большой Почтовой. <...> Потом, когда, миновав казаковскую церковь, где в ту пору располагались мастерские, они вступили на улицу Радио, Тоня кивнула на старинное, с колоннами, здание за узорной оградой.

— Я сначала хотела сюда поступать.

— А что это? — Областной педагогический. Но Валентин Петрович сказал, чтобы мы ерундой не занимались и подавали прямо в МГУ». («Грибной царь», 2004)

Улица Лукьянова, 7, городская усадьба И. К. Прове. Там располагался Бауманский райком ВЛКСМ, в котором Поляков работал инструктором в 1977– 1978 годах

«Райком комсомола помещался в особняке, уцелевшем еще от пожара 1812 года и выкрашенном нынешними знатоками старины в зеленый цвет. Перед революцией дом принадлежал известному чайному купцу.

<...> А спустя шестьдесят с лишком лет Шумилин водил по райкому изнемогавшую под тяжестью бриллиантов мумифицированную красотку — дочку бывшего владельца особняка — и пояснял: — Здесь у нас зал заседаний… — Боже мой! — восклицала старушка нерусским голосом. — У папы тут была спальня, и в пятнадцатом году случился огромный скандал: мама застала здесь балерину Соболинскую!..» («ЧП районного масштаба», 1981)

Переведеновский пер., 11, школа № 348. Там Юра Поляков учился в 1962– 1972 годах

«В Татарском дворе, возле Казанки, стояла раскуроченная «инвалидка» — трехколесная машинка, из тех, что предназначались увечным фронтовикам. <...> И вдруг в Краснопролетарском районе объявили соревнования под девизом «Металлолому — вторую жизнь!». <...> Миша <...> рассказал [отцу] про бесхозную «инвалидку», которую надо подцепить к грузовику и подтащить к школе <...> Они... подползли к перекрестку, свернули с Балакиревского в Переведеновский и <...> въехали в школьные ворота». («Грибной царь», 2004)