За полчаса до весны

Последнее интервью Оскара Фельцмана

Оскар Борисович Фельцман не дождался этой публикации. Он родился в феврале 1921-го и в феврале 2013 года умер, не дожив две недели до своего 92-летия. Я надеялась, что найдется издание, которое почтет за честь первым опубликовать последнее интервью одного из самых популярных композитора ХХ века, автора знаменитых, всеми любимых песен, на которых выросло несколько поколений. Не нашлось. Так что оно ждало выхода в свет три года...

А дети поют «Елочка-елка, лесной аромат», в переходе гармошка играет «Черное море мое». Я как-то спросила у исполнительницы: «Не знаете, чья песня?» «Понятия не имею, я эту песню с детства знаю, она очень известная». Вот он, признак самой большой народной славы: песню знают, а композитора – нет.

Чего только не говорили про Оскара Борисовича в последние годы! Теперь можно рассказывать все что угодно, особенно в интернете  –  ответственности никакой. Мелькнул по телевизору Фельцман в коляске, тут же написали, что в последние годы он был прикован к инвалидному креслу.  А ему, когда он плохо себя почувствовал после концерта, просто предложили коляску до выхода, чтобы не идти долго по длинному коридору. Больше он в нее не садился. Потом зашуршало по углам: Фельцман живет с какой-то то ли  медсестрой, то ли домработницей. Тут же сочинили пошлые комментарии и по поводу него, и по поводу женщины.

Нина Васильевна по профессии врач-стоматолог, много лет проработала в ведомственной поликлинике,  у нее лечилась вся семья Фельцманов, и жили они в одном доме. После того как он овдовел, она стала другом жизни композитора,  «родным человечком». Так он ее называл.  А когда его не стало, Нина Васильевна сказала – я потеряла любимого человека. Друг семьи художник Александр Шилов на прощании с Оскаром Борисовичем  в Доме композиторов сказал – низкий вам поклон, дорогая Ниночка, за вашу любовь и заботу, вы подарили ему 15 лет жизни. Так считают и Иосиф Кобзон, и другие люди, знавшие Оскара Фельцмана и обстоятельства его жизни.

А теперь представим, что время прокрутилось назад, и он с нами, как с нами его знаменитые песни, его прекрасная музыка к фильмам и мультфильмам, театральным постановкам. Когда я сказала кому-то, что иду к композитору  Фельцману, в ответ услышала – как? К тому самому?

Да, к тому самому. И творческий заряд, и улыбка, и чувство юмора все те же – например, свое 88-летие он называл «юбилеем двух восьмерок». А 2011 год, год круглого юбилея композитора, ознаменовался не только еще одним прекрасным концертом в зале Театра Эстрады, но также вручением высокой правительственной награды – ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

... Заворачиваю в арку с Тверской, захожу в Дом композиторов. Его так называют не только из-за расположенного в нем Союза композиторов, но и потому, что там живут музыканты, в том числе выдающийся современный композитор Оскар Фельцман, автор прекрасных мелодий, на которых мы выросли и до сих пор их поем. Оскар Борисович приглашает в кабинет с роялем, где работает над новыми песнями.

 - Оскар Борисович, давайте начнем с фирмы «Мелодия», вы так много с ней работали…

- Это было несколько десятков лет тому назад. Тогда «Мелодия» была в самом расцвете. Самые лучше записи осуществлялись на фирме «Мелодия», и там существовал художественный совет. Председателем был Терентьев, я был заместителем председателя худсовета по разделу «массовые музыкальные жанры». Тогда ни одна песня и пьеса не проходили мимо худсовета. Сейчас могут подумать, что это было что-то очень страшное, цензура, буйствовал этот совет. Теперь я могу вам сказать, что этот совет был хороший, он халтуры никакой не пропускал – и в отношении стихов, и в отношении музыки, все было на очень  высоком уровне. Достаточно сказать, что в совет входили такие знаменитые композиторы, как Блантер, Соловьев-Седой приезжал из Ленинграда, Пахмутова принимала участие, Колмановский, Островский. Поэты были Долматовский,  Матусовский, Ошанин, то есть цвет поэтической мысли. Мы слушали песни каждый четверг, что-то принимали, что-то отвергали.

 - А как вы относитесь к теперешнему положению с песней?

- Сейчас очень развита поп-музыка, поп-индустрия. Я к произведениям, написанным в этом жанре, отношусь критически, некоторые вещи мне нравятся, у нас есть способные авторы, и исполнители хорошие тоже есть, но я никогда не думал, что будут выпускать столько серой продукции, одна песня похожа на другую, и этот процесс довольно безответственный. Это относится и к радио, и к телевидению, и к нашей эстраде.

Песни, родившиеся в начале советской власти, когда были Дунаевский, братья  Покрасс, Листов и другие композиторы  -  это самый высокий уровень, то есть песня классическая. Она развивалась.

-  Вот ключевое слово - классическая, в каждом жанре есть классические образцы.

– Вы правильно говорите! И сейчас я испытываю огорчение, когда понимаю, что в наше время не очень развивается песенное направление. Когда на моих концертах в Театре Эстрады исполняются песни чуть ли не 50-ти летней давности, зал поет, люди знают мелодии и слова. Сейчас этого, к сожалению, почти нет, молниеносно гаснут новые песни. Есть песни, которые запоминаются ненадолго,  длятся год-полтора и сходят со сцены.

Почему это происходит? Потому что те песни, классические, имели большое, серьезное, душевное содержание. Эти песни людям помогали в жизни. И сейчас тоже помогают. Сейчас, казалось бы, время забывать эти слова и мелодии, полвека прошло, так нет, ничего подобного!  И такие песни, как "Подмосковные вечера", "Дороги", "Песня о родине" Дунаевского и другие такого же уровня, истребить невозможно.Это я назвал только самые главные. А задушевные песни Мокроусова,  Блантера, Островского, Колмановского, Соловьева-Седого? Они заходили в дома людей и оставались там на долгие годы. Вот это смысл настоящей песни - помогать людям жить  и отражать их жизнь. Если бы я не ездил по всей стране многие десятки лет, а находился бы только в этом кабинете, я бы ни одной настоящей песни не написал.  Мы ездили от Москвы до самых до окраин. Встречались с людьми разных профессий, разных возрастов и эти впечатления потом формировали стиль песни, ее  поэзию и музыкальные интонации. Вот какое было серьезное направление в массовом музыкальном жанре. И сейчас, я чувствую, остались мастера еще, не так много, но есть, и на нас лежит особая ответственность не дать угаснуть развитию этой вначале советской классической, а потом российской песне.

- Остается ждать, чтобы родился новый композитор? 

– Что  ждать, чтобы родился композитор, который придет и откроет новые горизонты! Так почти никогда не бывает. Те композиторы, которые сейчас живут, настоящих среди них, правда, единицы, должны смотреть в будущее и развивать музыкальные интонации, драматургию, идти вперед, и я надеюсь, что родятся новые композиторы, но только новые композиторы масштабные. Многие пишут однодневки, думают, что для того, чтобы написать популярные песни, достаточно сочинить запоминающуюся мелодию. Это грубая ошибка, три фактора должно быть:  музыка, замечательные стихи и третье - нужно, чтобы был замечательный благородный исполнитель.

Я счастливый человек, мне на протяжении многих лет очень везло, это, наверное, закономерно, люди тянулись ко мне, потому что знали, что получат вдумчивый серьезный материал. Я работал с самыми хорошими исполнителями.  Иосиф Кобзон пришел ко мне в эту квартиру, демобилизовавшись из армии, спросил - чем-то могу быть полезен? - Я и сегодня в самых тесных творческих отношениях с Кобзоном.  Потом были Магомаев, Зыкина, Пьеха и ансамбль «Дружба», Юра Гуляев. Вот какие имена. Понимаете? Некоторые из этих корифеев и сейчас выступают в моих концертах  – Кобзон, Пьеха. А как она пела «Огромное небо» много лет назад! Это уникальная артистка, я писал и буду для нее писать. А как Магомаев пел «Возвращение романса»! Магомаев ушел из жизни, и это огромная потеря. Я переслушиваю его записи, мне принесли диск, где все мои песни, которые он пел, голос, конечно, замечательный у него, потрясающий тембр, произнесение каждого слова и смысл слов – потрясающе. Он прекрасно играл на рояле, под конец жизни и музыку писал, это музыкант, который может создать что-то свое тоже.

Я считаю, что вся музыка, которая есть, делится на две части – хорошая и плохая. А вообще есть  выражение «от Баха до Оффенбаха». То есть все жанры хороши, кроме скучного, плохого и бездарного.

У меня в семье, в этой квартире так и  было - «от Баха до Оффенбаха».  В первой комнате стоял рояль "Стэнвей", на нем занимался мой сын Владимир. А в этой комнате работал я за другим роялем, у нас легкая и серьезная музыка были в содружестве. Итак, у нас в доме с одной стороны было его исполнительское творчество, а с другой – мое - песни, инструментальная музыка. Мой сын Владимир Фельцман теперь один из самых выдающихся пианистов, он более 20 лет живет в Америке, время от времени приезжает в Москву. Ему вручили диплом пожизненного профессора Нью-Йоркского университета, это как академик, только больше. Он  также основатель и художественный руководитель международного фестиваля, это очаг настоящей культуры.

- Вы упомянули поэтов, критерии выбора стихов.

– Есть композиторы, которые сперва пишут музыку, а потом поэты на нее -  стихи. Я за всю жизнь к этому не прибегал. Для меня поэзия  - это первооснова музыкального творчества. Я очень много работал с Расулом Гамзатовым.

Расскажу историю про каждую песню. Гамзатов – один из самых выдающихся наших поэтов, это целая эпоха, его поэзия - это нечто возвышенное. Он мог говорить об обыденных вещах, но его поэзия придавала этим высказываниям особый смысл. С Гамзатовым я написал очень много песен, хочу упомянуть цикл «С любовью к женщине», который пел Магомаев, там песни « С любовью к женщине», «Есть глаза у цветов»,  «Разве тот мужчина» и другие.

– Я помню, они звучали на Вашем творческом вечере в Театре Эстрады, зал принимал эти песни, как родных, близких людей.

- Я часто бывал у Гамзатова на его родине в Дагестане, он там как национальный  герой, гордость всей республики. Из известных поэтов, с которыми я плотно работал, назову также Роберта Рождественского. Через всю жизнь он прошел со мной рядом, так получилось, Я о нем думал, когда был молодым, хотел познакомиться. Был такой драматург и писатель Анатолий Алексин, он написал пьесу «Мой брат играет на кларнете», она была поставлена в ТЮЗе. И вот Толя Алексин свел меня и Роберта, чтобы мы написали песни  и музыку к этому спектаклю, с этого спектакля и началось мое содружество с Рождественским, и оно не прекращалось до последних его дней.

Какие это были богатырские песни, скажем, «Огромное небо»! Может быть не все знают ее историю.  Все песни с Робертом Рождественским  были взяты из жизни. Я помню, он ко мне пришел, сказал, ты знаешь, в «Правде» была заметка о том, как двое наших летчиков спасли город от беды. Сами погибли, а в городе даже не знали, что в небе такая трагедия разыгралась. Не все знают, что это был город Берлин, над Берлином отказали моторы нашего самолета, они дотянули самолет до леса и там погибли, а в Берлине об этом и не знали.

-  Это было, по-моему, в мирное время, даже не во время войны?

– Да, в мирное время. Сейчас на месте гибели этого самолета огромный валун, с надписью «Здесь погибли летчики». Когда была написана эта песня, она имела очень большой резонанс. Я дал ее Эдите Пьехе, был тогда ансамбль «Дружба» под управлением  Броневицкого. Кстати, Пьеха поет «Огромное небо» до сих пор в своих концертах. Когда она впервые спела «Огромное небо», по всему Советскому Союзу начали организовывать  клубы, которые назывались «Огромное небо», они занимались тем, что искали героев нашего времени,  которые совершали подвиги во имя жизни. Моя песня написана о двух конкретных летчиках, их имена Янов и Капустин. А когда я выступал в Риге в доме офицеров, спел «Огромное небо», мне начальник Дома офицеров говорит - это про наших ребят! Так что и другие летчики-герои тоже совершали такие подвиги.

Рождественский  после «Огромного неба» написал несколько баллад – «Балладу о красках», «Балладу о знамени» и другие. Я почувствовал в этом  жанре большие возможности. На протяжении нескольких лет мы писали баллады о бессмертии. Рождественский не только поэт героический. Вот, скажем, песня «Какие старые слова». Она в своем роде исключение. Как я уже сказал, я в своей жизни не писал песен, в которых раньше была музыка, я это не признаю. Для меня первопричина – это стихи. Единственная, где было наоборот, это «Старые слова». Рождественский послушал мелодию и сказал – «Я знаю, какие будут слова».

Я очень много работал с Долматовским. Это все поэты первоклассные, не просто песенники, а поэты на все времена. С Долматовским я написал «Венок Дуная». Мы с ним  должны были ехать в Венгрию, завтра лететь, а он мне - я написал стихи, напиши музыку. Я говорю - не сложены вещи, а он - ну ты запиши слова, я записал. И за полчаса написал песню «Венок Дуная». Когда мы приехали в Венгрию, он мне – давай пой на концерте, а я говорю - нет, по-моему песня плохая. Ездили по разным городам, стал ее петь, и когда пел второй куплет, понял, что она будет сверхпопулярной. И позже, когда приезжали в Будапешт, нас всегда просили петь «Венок Дуная». И везде, где мы выступали, просили.

- Как вы думаете, почему?

- Я почувствовал слияние музыки и слов. Почувствовал, что зал будет реагировать хорошо, и уже вскоре на концертах люди подпевали. Еще один крупный поэт, с которым я много работал – Михаил Матусовский. Со мной он написал  «Самое синее в мире Черное море мое» - песня к музыкальному кинофильму «Матрос с «Кометы».

-   С ней тоже связана интересная история.

- Да. Когда принимали эту картину, то по поводу музыки говорили: на смену Дунаевскому пришел Фельцман. Потом была коллегия Министерства  культуры, и мне сказали - как это можно было написать, песня не запоминается! Но вот парадокс. Во время заседания коллегии в здании Министерства шел ремонт, и все услышали, как рабочие пели «Самое синее в мире Черное море мое». Песня победила!  Некоторые горе-критики говорили, что это джазовая музыка (какая ерунда!), а джаз тогда подвергался гонениям.

- Известно, что многим не талантливым, но облеченным властью не давали покоя песни Оскара Фельцмана, их огромная популярность, а значит и слава композитора, и его гонорары. Каким «подарком» для чиновных «музыкальных критиков» была песня «Ландыши»!

- Да, больше всего меня ругали за «Ландыши». Народ – никогда в жизни!  Только чиновники, работники ЦК, они говорили, что «Ландыши»  разлагают людей, чуть ли не подрывают основы советской власти. Представляете?! Я думаю, да и друзья мне говорили, что это от зависти. Они получали зарплату как чиновники, а у меня гонорары за концерты, пластинки и т.д. И в прессе меня ругали за эту песню двадцать три года, я подсчитал. А народ любил и пел-распевал.

Меня спрашивали, а если бы ты не написал «Ландыши», тебе легче было бы жить? Я говорю, наверное, было бы легче, но я не хочу отказываться  от «Ландышей»,  я хочу быть со своими песнями, которые народ любит, «Ландыши» я люблю. Свои песни я люблю те, которые любит народ. «Ландыши» и сейчас звучат как классическая легкая песня. Я несколько лет назад был в Америке, со мной все пели «Ландыши».  Тогда  мэром Нью-Йорка был Джулиани, и он спросил - что это, почему всю знают? Я сказал, у нас, если народу нравится, все поют.

- Оскар Борисович, есть ли в наше время композиторы, исполнители,  творчество которых вы находите вы находите интересным ?

– От меня ждут, что я скажу по поводу поп-индустрии - все ужасно. Ничего подобного  Есть у нас отдельные композиторы, которые приноровились к этой поп-музыке хорошо, скажем, Игорь Николаев. Есть и другие композиторы, которые пишут запоминающиеся мелодии. Из исполнителей – такие, как Киркоров, например, у него голос хороший. Есть у нас исполнители, которые поют в хорошем тоне, ключе.

Но что касается продукции, то во времена моей молодости такого количества серых песен просто быть не могло. Тогда были, как я уже сказал,  худсоветы, хороший фильтр, не было пошлятины в музыке, сто раз не повторяли одно и то же слово. Не могло быть «я беременна, но это временно», такого безобразия мы не пропускали. Художественные советы, которые бы предъявляли определенные требования к произведениям, обязательно

- Оскар Борисович, вы работали со многими оркестрами…

- Главный из них был оркестр Силантьева. (Эстрадно-симфонический оркестр Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Юрий Васильевич Силантьев руководил им с 1958 года в течение 25 лет. Ныне - Академический Большой концертный оркестр им. Силантьева. - прим.ред.)

Я писал инструментовки  для оркестра Силантьева. Работал также с оркестрами Утесова, Лундстрема. И сейчас есть хорошие небольшие ансамбли. Можно большой репертуар подобрать для оркестра, должна быть хорошая, благородная, образная инструментовка, а не только барабаны и гитары, тогда мы будем в порядке. Будут звучать красивые содержательные песни.

- Какие бы вы пожелания высказали современным эстрадным исполнителям и авторам?

-  Меньше бы они гонялись за славой и больше работали над собой в высоком понимании этого слова, чтобы искали свой стиль. Это требует занятий, школы. А то 10 разных исполнителей, а у вас впечатление, что это один и тот же человек. Я давным-давно хотел, чтобы в консерватории был курс эстрадного искусства, как  в Институте Гнесиных, там преподавали Гелена  Великанова, Кобзон. Чем выше уровень образования в области эстрадного искусства, тем выше уровень эстрадной культуры в нашей стране.

- Вы совершенно правы, Оскар Борисович! Очень хотелось бы, что ваши слова дошли до тех, от кого это зависит.

И тогда, наверное, снова появятся российские песни, которые будут знать и любить не только у нас, но даже в других странах. Мне довелось не одно десятилетие проработать на Иновещании  (когда-то крупном  подразделении Гостелерадио СССР) - радиовещание, адресованное слушателям зарубежных стран, из Москвы велись передачи на 66 языках. В бытность мою  редактором и автором музыкальных программ, я получала много писем из стран Европы. Среди заявок от слушателей рекорд неизменно побивала песня «За полчаса до весны». Композитор – Оскар Фельцман.