Загрузка ...
Игорь Карташев. Знакомых окон негасимый свет
В первый вечер апреля сценическое камерное пространство Театра им.Вахтангова, называемое «арт-кафе», заполнится чарующей музыкой и мелодикой стихов поэтов серебряного века: заслуженный артист России, вахтанговец Игорь Карташев выйдет на новую сцену в авторской программе «Я думаю о ней». Накануне концерта обозреватель «Москва-Центра» побывала в гостях у артиста.
Окна его квартиры смотрят на Елоховскую церковь. Наверное, это особое состояние — просыпаться в центре старой Москвы под звон колоколов. Их звучание неизменно присутствуют в его романсах, как присутствуют в его же пейзажах ощущение запаха «свихнувшегося» марта в уютных московских двориках. Талантливый человек – талантлив во всем. Это смело можно сказать и о Игоре Карташеве – актере, певце, музыканте, художнике.
— Игорь, глядя на ваши городские пейзажи, чувствуешь, как в весеннем воздухе носится запах корицы из соседней «французской пекарни», что на Старой Басманной. Не жалеете, что в какой-то момент попрощались с профессией художника и стали артистом театра?
— Моя первая профессия всегда будет со мной. По крайней мере, мне так казалось, когда, закончив Художественный институт в Алма-Ате и работая по специальности, я уезжал в Москву поступать в театральный ВУЗ. Картины мои к тому времени висели в музеях, проходили мои выставки, и все, в общем-то, устраивало. Была «лишь нота одна не спета» — меня манил театр. Да и художник в советское время мог зарабатывать на жизнь только, если писал портреты членов политбюро. Поток подобных заказов не иссякал, а времени на нормальную живопись не оставалось.
— Среди фотографий на стенах квартиры – Юрий Яковлев, Валентин Гафт, Лев Борисов – ваши партнеры по сцене. А еще здесь портреты ваших предков. Они тоже — артисты?
— Я вырос в старой артистической семье. Бабушка и дед всю жизнь пели на оперной сцене. Мне иногда казалось, что они вышли из 19 века: книги, длинные халаты, пенсне, по вечерам семья собиралась за столом, играли в лото. Мама преподавала в консерватории. Возможно, я бы никогда не решился на крутой поворот в жизни, если бы не судьбоносная встреча. Как-то вечером, заглянув в бар рядом с домом, увидел за стойкой Юрия Богатырева. Он приехал на гастроли в Алма-Ату с театром. Есть очень немного артистов, к которым мне хотелось бы подойти и заговорить. Я сел за стойку рядом, заказал кофе и представился. Он кивнул и мы разговорились. Тогда я еще не знал, что он был очень неплохим художником. Подозреваю, что именно эта схожесть судеб и привлекла его внимание. Он предложил что-нибудь почитать: прямо там, в баре я читал «Стеньку Разина» Цветаевой. А когда закончил, он сказал: «Поезжай, ты поступишь!» И я понял, что никогда себе не прощу, если не рискну.
— Над роялем — фото Евгения Рубеновича Симонова, режиссера Малого и Вахтанговского театров, мастера вашего курса в Щукинском театральном училище. Что дало вам общение с ним?
— Евгений Рубенович был аристократом до мозга костей. И поэтом. Он провидчески нам говорил: «Мальчишки, пьесы на производственные темы – шелуха, она отвалится, останется только поэтический театр». Всегда подтянутый, в накрахмаленной белоснежной рубашке и бабочке, он мог часами играть на рояле Шопена, читать на память Пушкина. Или обожаемого им Пастернака, который его, двухлетнего, качал на руках. Симонов «поставил нам руку», вселил веру в себя. Если что-то не получалось, мог сказать: «Дорогой мой, имей в виду, ты – лучший артист следующего тысячелетия! Я не видел лучше даже во МХАТе!» Мы с трезвым юмором относились к этим словам, однако, каждый выходил от Мастера окрыленным.
— Ваши романсы на стихи Пастернака, Набокова, Северянина, Бродского постоянно звучат в концертах на сцене театра Вахтангова, Доме журналиста, «Гнезде глухаря». Любопытно, а помогают ли навыки художника музыканту Игорю Карташеву?
— Если вы вчитаетесь в ранние стихи Пастернака, то поймете, что они — сродни импрессионизму: их смысл дробится и ускользает от понимания, но создает настроение. В какой-то момент, когда я писал к ним музыку, то понял, что Пастернак, как истинный художник, вводит нас в реальность, которую, может быть, нам и не надо до конца понимать. Ее надо просто воспринимать: «ах!» — и мурашки побежали по коже. Это одна из граней искусства. В романсах было важно передать атмосферу его стихов – тональность февральской метели, ритм мартовской капели, призрачные очертания фигур в городских сумерках. Тогда они получаются атмосферными. «А-ля прима» — есть такое понятие в живописи, когда пишешь акварелью по сырому, сиюминутно. Исправить ничего невозможно, положил краску –либо получилось, либо нет. Если нет -надо скомкать лист и выбросить. Это самый сложный вид живописи, нужно быть мастером, чтобы работать в этой технике.
— За тридцать лет в вашем актерском театральном и сериальном арсенале скопилось много серьезных ролей — Франсуа Вийон, Казанова, Граф фон дер Пален, Даниил Московский, Герцог де Гиз. Многие роли вы играли годами. Трансформируются ли образы со временем? И должен ли театральный артист работать в сиюминтурной технике «а-ля прима»?
— Этот опасный вопрос, так как он связан с тем, что артист сегодня несет в себе, насколько интересен он зрителю. Потому что артист вышел даже в самом потрясающем костюме, но пустой – это катастрофа. Хотя попробуйте сказать ему, что он ничего сегодня не привнес — будет громко возмущаться. Такова наша природа.
Когда я начинал играть, скажем, Вийона, то понимал, что Франсуа – бунтарь, «робин гуд», и потому рвался «из всех сухожилий». Но через 10-15 лет (мюзикл «Франсуа Вийон. Блудный сын», к которому И.Карташев написал музыку, шел 20 лет при полных аншлагах — ВМ) пришла какая-то мудрость. Я понял, что надо не орать и рвать селезенку, а надо насыщать песни и роль сегодняшней мыслью и совсем другой энергией — выходит гораздо интереснее. В живописи начинает получаться что-то стоящее, только когда ты стоя перед холстом «накручиваешь» себя до нужного состояния, и начинаешь кожей ощущать то, что собираешься изобразить. Так и — с ролью. И только в такой момент можно выходить на сцену. Это — из моего 28-летнего опыта пребывания на подмостках.
Мне нравится, что роль у меня никогда не получается одинаково. Вийона я играл больной, здоровый, выспавшийся, уставший. Когда был отдохнувшим, спектакль, как ни странно, шел хуже. Когда был в полумертвом состоянии, и думал, лишь бы дотянуть — все лишнее отваливалось, и зал взрывался аплодисментами. Это большое счастье для артиста — установить контакт со зрителем. И когда он есть, то за это можно все отдать! Просто все.
СПРАВКА
Игорь Карташев, заслуженный артист России ( род. 22 июня 1960 года) – окончил факультет живописи в инститкуте Алма-Аты, театральное училище им.Бориса Щукина. Член Союза Художников. Лауреат актерской песни конкурса им.Андрея Миронова. Играл центральные роли в спектаклях «Блудный сын. Франсуа Вийон», «Варфоломеевская жесть», «Три возраста Казановы», «Валентин и Валентина», «На всю катушку» и многих других. Известен зрителям по ролям в фильмах и сериалах «Лестница в небеса», «Зона», «Александровский сад», «Москва. Три вокзала», «Поворот наоборот» и других.
