Дипломат выйдет из любой ситуации

Владимир Михайлович Брагинский —  историк, военный переводчик, ветеран Великой Отечественной войны — из последнего военного призыва. На фронт он попал добровольцем, когда ему только-только исполнилось 17 лет.

Альбом, книга, компьютер... Мой собеседник листает бумажные и электронные страницы, сохранившие исторические факты. Еще и выходной пиджак Брагинского украшают несколько знаковых наград: медаль ветерана Войска польского, медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», американский знак отличия президента за сотрудничество в Берлине.

На волосок от смерти

В апреле 1945 года студента Военного института иностранных языков Владимира Брагинского отправили в зону главных военно-политических событий, на Эльбу, где советские

войска должны были встретиться с войсками союзников. Маршрут младшего лейтенанта проходил через освобожденные советскими войсками Варшаву, Познань, Ландсберг, Ринов в расположение Первой Армии войска польского.

— Тогда в Познани мне впервые за всю войну удалось наесться. В кафе, разместившемся под брезентовым навесом, нас угощала русская девушка-официантка. Мы с товарищем съели по две большие порции кулеша, а она смотрела на нас и плакала... Я удивился ее слезам. Мой более опытный сослуживец объяснил: она знает, сколько на фронте живет младший лейтенант, — вспоминает Владимир Михайлович.

От Познани до конечного пункта, места службы, Брагинскому

пришлось идти еще несколько километров одному и пешком.

— Стремясь как можно скорее достичь Берлина, передовые части не задерживались для полного уничтожения немецкой обороны, — рассказывает Владимир Михайлович. — Неожиданно я стал свидетелем настоящего боя, развернувшегося в нашем тылу.

Ветеран рассказывает, как на его пути встретились машины-амфибии, двигавшиеся в сторону Эльбы. Водитель автомобиля, идущего в дозоре, не имел права брать попутчика. Следующая машина подхватила молодого офицера. Колонна амфибий остановилась, когда внезапный вражеский огонь уничтожил дозор.

— Мы рассредоточились под прикрытием елового леса. Еще 15–20 минут продлилась вялая перестрелка. Немцы не пытались атаковать: они прорывались к своим. В тот момент я мысленно поблагодарил водителя головной амфибии, который отказался меня подвезти и тем самым спас мне жизнь, — говорит Брагинский.

Одно из ярких воспоминаний Владимира Михайловича — сдающиеся в плен немцы.

В апреле 1945-го на проселочной дороге ему, одиноко идущему 17-летнему лейтенанту, встретилась целая колонна.

— Вначале, застыв посреди дороги, я подумал, что пришел мой смертный час... И тут командир колонны спросил меня на ломаном русском: «Рус комендатур?» Только тогда опомнившись, я увидел их понурые серые лица, шаркающий, нестроевой шаг.

Они были в полном военном снаряжении, но их автоматы и винтовки свисали с плеч стволами вниз, — объясняет ветеран.

Не сразу выйдя из «столбняка», Брагинский махнул рукой за свою спину, откуда пришел Однако гораздо чаще фашисты старались сдаться в плен американцам. К союзникам бежали и рядовые, и генералы. В апреле 1945 года хорунжий (чин офицера польских войск. — «МЦ»)Владимереж Брагински служил в штабе 1-й польской армии. При нем допрашивали беглого немецкого генералполковника.

— Сытый, импозантный, с золотыми погонами, но совершенно смирный, уже не боевой генерал был, — вспоминает увиденное ветеран. — Он-то как раз пытался уйти к американцам и бежал из самого Берлина.

Генерал рассказывал о последних часах жизни фюрера в бункере, о панике в рядах высшего немецкого командования.

Холодный прием

Когда вспоминают о встрече советских и американских войск на Эльбе, как правило, всплывает картина радостного массового братания, объятий, дружеских приветствий. 1-я польская армия тоже вышла к Эльбе, но на небольшом отрезке. На другом берегу стояла 102-я американская пехотная дивизия.

— Не было у нас здесь никаких братаний, — рассказывает свидетель исторических событий. — Очень холодный прием в одном из командных пунктов. Я сопровождал полковника польской армии. В течение двух часов мы ожидали решения американцев о встрече с командованием дивизии. Но они сослались на какие-то другие важные дела. Встреча так и не состоялась.

Американцы уже не хотели воевать с немцами. Вы же помните, что Эйзенхауэр (в конце войны — главНокомандующий союзными американо-английскими войсками в Германии. — «МЦ») сказал, что он, конечно, смог бы взять Берлин, но это ему обойдется в один миллион жизней американцев... Поэтому надежда только на русских.

Разведчик и знаток этикета

В первые годы после войны Берлин был разделен на четыре оккупационные зоны: между США, Великобританией, Францией и Советским Союзом. Владимир Брагинский занимался изучением документов и решением вопросов репатриации и прочих организационных мероприятий, его начальством был генерал-лейтенант Николай Михайлович Трусов, руководитель разведуправления 1-го Белорусского фронта.

Дипломатические рауты в то время, после завершения войны, случались нередко. В основном на территории, подконтрольной англичанам и американцам.

— С офицерами штаба американского гарнизона в Берлине я даже почти дружил. Они нередко приглашали меня выпить чашечку кофе, — делится воспоминаниями ветеран. — Для обогащения своего языкового запаса я просил у них почитать газеты. Целые пачки свежих газет военной тематики под названием «Старз энд страбз» (звезды и полосы) регулярно поступали из местной типографии для американских экспедиционных войск.

Газетами заинтересовался Трусов. А когда получил от своего подчиненного перевод нескольких статей, и вовсе изъял их в спецхранилище, где периодика США тотчас же оказалась вся под грифом «Совершенно секретно». В газетах печатались сведения о дислокации американских военных частей, о видах оружия, о кадровых перестановках. На основе газет разведуправление стало готовить сводки в Центр, в Москву.

— За газетками на кофепитие я повадился приходить регулярно — соответственно, по указанию своего генерала, — замечает Брагинский.

Некоторую трудность для большого начальника младшего лейтенанта представляло соблюдение правил протокола на больших дипломатических приемах.

— Трусов почему-то решил, что раз я знаю английский, то и в этикете большой дока, — пожимает плечами мой собеседник. — Как-то на обеде с англичанами подавали жареную курицу. Я посоветовал начальнику воспользоваться определенными приборами. Но под давлением ножа и вилки курица с неожиданным свистом улетела из тарелки. Расторопные официанты вернули беглянку на место, а сидящий напротив нас дипломат с улыбкой предложил разделывать курицу просто руками. Этой протокольной ошибки Трусов мне не простил и уже больше не обращался ко мне за консультациями подобного рода.

Куда как проще в обхождении были американцы. Одно довольно пышное застолье с ними особенно запомнилось Владимиру Михайловичу.

— Нам подали огромный сочный бифштекс с картофелем, щедро посыпанный жареным луком. Лук я не перевариваю с детства.

Осторожно прикрывая тарелку, я попытался ненавистный овощ убрать. Сидевший рядом американец, узнав о моих гастрономических проблемах, не церемонясь, залез в мою тарелку своей вилкой и просто сгреб все луковые кольца к себе, — смеется Брагинский.

Владимир Михайлович вспоминает, как в те первые полтора года после войны казалось, что отношения между странами заметно потеплели… — А уже в сентябре 1946-го я помню, как американцы выводили строем из лагерей своей зоны немецких пленных. На мой вопрос, куда это они их ведут, они даже головы не повернули. Между нами начиналась новая холодная война, — поясняет Владимир Михайлович.